Я вообще, ничего коллективного не люблю... 

Давайте посмотрим на обе стороны нынешнего конфликта. Вглядимся в них. По ту сторону фронта – не только настоящего, с минами и окопами, но и условного, политического, – стоят артисты и продюсеры, фотографы и журналисты, слегка интеллигенты, но чаще авантюристы, мелкие и крупные жулики.

Эти Остапы Бендеры и Коровьевы – киевские, но и общесоветские, кочующие по Тбилиси и Ригам, – те самые «активные люди», мантры о появлении которых столько лет читали прогрессивные экономисты. И вот они взяли власть – и ведут свою войну против зловещей Москвы во имя света западной цивилизации. 

А правила на войне у них следующие: им можно всё, свет цивилизации простит что угодно. Они говорливые, ушлые, ловкие, вёрткие – и они действительно создали против русских целую разрушительную машину, чьё главное оружие – вовсе не танки, ракеты и самолёты, а образы, эмоции и слова. И, пока сельские садисты где-то за углом кромсают пленных, эти нарядные люди записывают ролики и упражняются в красноречии, рассказывая про свободу и счастье, про Мордор и Европу, – а если чуть позже понадобится красиво разложить трупы для иностранных корреспондентов, так это запросто, если до политики вы занимались фотосессиями и сериалами. 

А по другую сторону от них – вечные герои Гоголя и Щедрина, столоначальники и заместители заведующего по специальным вопросам, приём граждан с девяти до двух каждую вторую среду месяца, при наличии справки из психдиспансера с тремя печатями и семью подписями. С республикой мелких бесов, кровавых клоунов и жонглирующих человеческими головами проходимцев – борется царство чиновников, сонное и что-то косноязычно бормочущее. Эти люди совсем не так агрессивны, как их, мирно выражаясь, оппоненты, они не могут сочинить и поставить на фронтовой сцене какое-то запредельное зло, они не умеют врать с энергией Геббельсов и Мюнхгаузенов, заставляя миллионы жить в фантастической реальности, – но их скверные дела образуются просто от равнодушия и неповоротливости, от их универсальной, на все случаи жизни философии: «как бы чего не вышло», «если можешь не делать – не делай», «мало ли как потом будет, так что лучше не надо», «дома сидите», «кто вам разрешил, кто это согласовал», «ничего не знаю, приходите завтра». Они до упора пытаются не брать на себя ответственность и ни с кем по-человечески не разговаривать, выставляя вместо себя, словно бы в качестве волшебного защитного щита, этакую стену из неразборчивых бумажек и непроизносимых бюрократических оборотов. 

Слабость чиновничьего мира понятна сразу. Если жить по его законам, то неизбежен отрицательный отбор. Столоначальнику, в сущности, никто не нужен: бизнес мешает, поскольку зарабатывает без него, интеллигенты мешают, поскольку много болтают, юношество мешает, поскольку всегда недовольно, учёные с программистами мешают, поскольку требуют денег на что-то непонятное, и уж тем более любые активисты и неравнодушные люди мешают, ведь у них нет справки с пятью подписями и двадцатью печатями. И так оно постепенно получается, что столоначальник остаётся только с теми, кому просто деваться некуда, с пенсионерами, многодетными матерями и пьющими люмпен-пролетариями. Ему бы и надо выжимать из них что-то полезное – изобретения, доходы, успехи, – но он сам разогнал всех, кто был способен ему помогать. И потому в решающий момент – как то однажды и навсегда сказано в великом рассказе Лескова – чиновничий мир может рассчитывать только на прощальный совет левши, которого угробило родное государство: передайте, чтобы ружья кирпичом не чистили. Но и совета того, разумеется, никто не услышит. 

У мира бесов другая проблема, не такая заметная, если всего лишь читать новости. Бесы кривляются, прыгают, картинно рыдают на камеру, позируют для The Guardian и The New York Times, они обещают всем всё: мы вас накормим, нарядим, озолотим, мы героически преодолеем наши трудности, и уже вот-вот победим, а потом станем Илонами Масками и Биллами Гейтсами, и всё человечество станет нам кланяться, вы, главное, не сомневайтесь, осталось всего пять минут до величайшего триумфа и полного разгрома имперских агрессоров и восточных варваров. И это хорошо действует. Студенты бегут за винтовками, барышни рыдают, интеллигенты пишут дымящиеся от гнева воззвания. Но любое жульничество – недолговечно. Мнимые деньги превращаются в бумажки, наряды растворяются в воздухе, перемоги неожиданно сменяются зрадами, а мечты о грандиозном будущем – такие складные, такие блестящие – вдруг разбиваются о реальность. И тогда оказывается, что бесы куда-то делись, то ли эмигрировали, то ли спрятались до следующей смуты, и оболваненные ими люди не могут вспомнить, как же это так вышло, что они поверили буквально чёрт знает кому. 

Так и живём – и не только сейчас, между Москвой и Киевом, но и, по большому счёту, всегда, – либо революционные шарлатаны и подпольные упыри с романтикой большого взрыва, либо обком, вахтёр, справка, подпись, печать, нет, не годится, приходите завтра и занимайте очередь, а лучше и не ходите никуда, сидите дома и молчите.

И, значит, можно было бы завершить это наблюдение простым и логичным финалом: мол, хорошо было бы однажды создать общество, в котором бы гармонически соединилось всё то, чем обманчиво торгуют одни – и что туповато охраняют другие. Чувство родины – и фантазия. Порядок – и свобода. Перемены – и надёжные правила игры. 

И это был бы благородный финал, ведь он так напрашивается. Но мы находимся не в идеальной реальности отвлечённых уравнений. Мы живём среди горя и смерти, в противостоянии, где отказ выбрать сторону – вроде бы такой красивый – выглядит дешёвой позой. 

А потому я хочу сказать кое-что определённое.

Беса нужно убить. Бесу нужно оторвать голову, сжечь его в святой воде или адресной ракетой, а потом выбросить то, что от него осталось – кожаную ли куртку, страстные видеоролики на YouTube или словесный мусор про свободу и Запад.

Бюрократ лучше беса.

Он человек, пусть неприятный, но человек, а не стихия лжи и нечистая сила.

Он дубоват, он уходящая натура, он нас никогда не поймёт и на всякий случай запретит, он всё делает не так, как надо, и уж тем более не так, как хочется, – и всё-таки здесь и сейчас он должен сделать своё главное дело, убить беса, а дальше уже будь что будет.

И я на его стороне…  

Дмитрий Ольшанский

Не приятно, но я согласна с автором статьи