«Господи, удержи меня от рокового обыкновения думать, что я обязан по любому поводу что-то сказать.

Спаси меня от стремления вмешиваться в дела каждого, чтобы что-то улучшить. 

Пусть я буду размышляющим, но не занудой. Полезным, но не деспотом.

Охрани меня от соблазна детально излагать бесконечные подробности.

Дай мне крылья, чтобы я в немощи достигал цели.

Опечатай мои уста, если я хочу повести речь о болезнях. Их становится всё больше, а удовольствие без конца рассказывать о них — всё слаще.

Не осмеливаюсь просить тебя улучшить мою память, но приумножь мое человеколюбие. 

Усмири мою самоуверенность, когда случится моей памятливости столкнуться с памятью других. 
  

Об одном прошу, Господи, не щади меня, когда у тебя будет случай преподать мне блистательный урок, доказав, что и я могу ошибаться.

Если я умел бывать радушным, сбереги во мне эту способность. 

Право, я не собираюсь превращаться в святого: иные из них невыносимы в близком общении.

Однако и люди кислого нрава — вершинные творения самого дьявола.

Научи меня открывать хорошее там, где его не ждут, и распознавать неожиданные таланты в других людях»… 

Эта молитва висела на стене в квартире Алексея Германа. Ему она досталась в наследство от его отца. Юрию Герману, в свою очередь, её прислал писатель и учёный Даниил Данин, который нашёл эту молитву в одном из английских журналов